Белоруссия – любовь моя! (Детство)

Моя мама была маленькой девочкой, когда 22 июня 1941 года началась страшная война, и полетели самолёты с чёрными крестами, в которых, если поднять голову, можно было увидеть 2-х немцев-лётчиков, а снаряды рвались где-то рядом… Бабушка с детьми бежала в ближайший лес и падала на землю, прикрывая собой детей и не чувствуя, что все они лежат лицом в муравьиной куче… А снаряд попал в дом, и дальше жить пришлось у соседей.
Это была Белоруссия. Маленький городок Осиповичи Бобруйской области.
Много позже, когда мама вышла замуж, они с папой стали студентами в московском ВУЗе, а меня, в возрасте 1 года, на время учёбы отдали бабушке, маминой маме. Так я стала жить с бабушкой в Белоруссии.
Помню себя с двухлетнего возраста. Некоторые эпизоды запомнились навсегда.
Вот, зимой, бабушка идёт куда-то, а меня везёт на саночках. Я периодически оглядываюсь на сопение и тыканье мне в спину – это большая команда дворняг из 5-6-и собак идёт следом за нами, не отставая. А всё дело в том, что на мне шубка из рыжего собачьего меха.
Лето. Родители приехали на каникулы. Мне привезли большую немецкую куклу, дорогущую, стоящую целых 300 рублей (вся стипендия): если её взять за руку, и идти с ней рядом, то она шагает, почти как живая. Правда, она тяжёлая (внутри сложный механизм), и выше меня ростом. Кукла одета в «бальное» платье, на ногах носочки и туфельки. Я примеряю эти туфельки – они безбожно велики – моя ножка чуть не в двое меньше!
Мне 4 года. Я нашла на дороге кошелёк, а в нём куча разноцветных бумажных денежек. Хотя меня никто не учил, я знаю многие буквы и даже пытаюсь писать (У меня до сих пор хранится фотография нашей знакомой тётеньки, где моей рукой сделана подпись: «На памт Мри от Nсенко Наджда Васлна» - на память Марии от Исаенко Надежды Васильевны). При такой «учёности» я, конечно, понимаю, что на эти деньги можно купить самое лучшее, что может быть! И это – мороженое. Я иду по длинной улице Чумакова, к центру, где продаётся заветное мороженое. Денег, мне кажется, многовато, поэтому по дороге я начинаю избавляться от лишних бумажек: одну суну в щель между досок ближайшего забора, в палисадник; другую – просто в протекающий вдоль дороги ручеёк, третью – в траву. Я протягиваю тёте-продавщице оставшуюся бумажку, она уточняет, какое мне дать мороженое – это эскимо на палочке (стоимостью 11 копеек), она очень пристально смотрит на меня, но даёт и мороженое, и сдачу, от которой я на обратном пути избавляюсь уже известным способом.
К соседям приехал какой-то дяденька на телеге с лошадью. Мы, детвора, сразу же залезли в эту телегу. У телеги борта из деревянных брусьев, на которых мы сидим, болтая ногами, и разговариваем. Лошадь привязана к столбу достаточно свободно – она делает шаг, телега рывком двигается с места, все дети падают внутрь телеги, одна я – наружу, под колёса. Колёса легко переезжают меня где-то посередине тельца. Я встаю, отряхиваюсь, мне больно, но я не плачу и не рассказываю об этом бабушке!
У нас есть пёс Джек и кошка Мурка. Моя бабушка – человек необыкновенной доброты. Каким-то образом об этом узнают не только люди, но и другие живущие в городке существа. К Джеку «в гости» приходят соседские и несоседские собаки, делают, по-видимому, какие-то выводы, и остаются с нами. У нас большой тёплый сарай, там живёт множество разных собак, и, без всяких межрасовых ссор – несколько кошек.
Мне 5 лет. Наш с бабушкой дом – без мужской хозяйской руки. Полы – покатые, по углам крутой кривизной уходящие вниз, крыша течёт во всех комнатах. Когда идёт дождь – везде стоят вёдра и тазы, веером разбрызгивающие дождевые потоки.
Мне дают в руки молоток, гвозди, куски толя. Я лезу на крышу, и делаю всё то, что надо делать хозяину: я ставлю латки на прогнившую до дыр крышу. Я босиком, крыша влажная и скользкая от мха, плесени и мокрых щепок. Удержаться невозможно! Я скольжу босыми детскими ножками по ржавым шляпкам старых, вбитых в крышу гвоздей и с 2-х метровой высоты приземляюсь, как кошка, на 4 «лапы».
Пока я была на крыше, в щели я увидела что-то интересное там, внизу, на чердаке, куда мы никогда не заглядывали. При первой же возможности я притаскиваю лестницу  на кухню, к тому месту на потолке, где ясно виден четырёхугольник люка, ведущего на чердак. Поднявшись по лестнице  до потолка, я изо всех сил упираюсь спиной в дверцу на потолке. Она долго не поддаётся! Но в конце концов я добиваюсь своего. Вот я на чердаке, подхожу к предмету, который меня так заинтересовал. Это лежащие рядом два больших, более полуметра длиной, жёлто-латунного тусклого цвета металлических снаряда, диаметром 15-20 сантиметров, с заострённым концом. Внутреннее чутьё подсказывает мне, 5-летнему ребёнку, что это - что-то крайне опасное, что трогать нельзя, и я не притрагиваюсь. Но дурь того же несмышлёныша не даёт мне рассказать об этом моём открытии взрослым, и я никогда об этом не расскажу.
Тем более, что, оказывается, там, в Москве, где живут мои мама и папа, у меня родилась сестрёнка. И мы с бабушкой быстро собираемся и навсегда уезжаем в Москву, в другую жизнь… Мы садимся в поезд, смотрим в окно, и в два голоса ревём, потому что мы едем, а за поездом бежит… бежит… бежит… Джек.